Толкиен властелин колец. Джон рональд руэл толкин " властелин колец"

На Толкина произвела тяжёлое впечатление , а также , по его мнению, разрушившая ту Англию, которую он знал и любил. Поэтому, «Властелину колец» присущ (тоска по прошлому).

На русский язык «Властелин колец» впервые переведён в году А. А. Грузбергом. Сейчас издано около семи разных переводов книги (в это число не входят вольные пересказы, неполные переводы и неизданные переводы), наиболее известен перевод А. А. Кистяковского и В. С. Муравьёва, который, по мнению критиков, обладает наиболее сочным языком и лучшей . Книга стала широко известна в в конце - начале годов. в СССР тоже возникли в среде .

Художественное своеобразие

Мифологические и другие параллели

Образ кольца, дающего власть над миром, ради чего необходимо отказаться от любви, присутствует в оперной тетралогии . Однако сам Толкин отрицал связь между произведениями Вагнера и сюжетом «Властелина Колец». Характерным отличием толкиновского сюжета от вагнеровского является то, что, по Толкину, Кольцо уничтожает не герой (у Вагнера - ), а маленький (сказочно-фантастическая версия образа «маленького человека», распространённого в литературе XIX - XX веков).

Возможно также провести параллель между «Властелином Колец» и , а также Сагой о Вёльсунгах, где присутствует образ про́клятого кольца, похищенного у Андвари и приносящего своему обладателю смерть.

Из остальных, наиболее важных параллелей, можно назвать следующие: обличье мага , одного из главных героев «Властелина Колец», в основных своих чертах (седая борода, широкополая шляпа и плащ) соответствует обличью скандинавского бога в его ипостаси и бога-дарителя. Отрицательная ипостась Одина - «сеятель раздоров» - представлена в романе образом злого мага , а одно из прозвищ Одина в его отрицательной ипостаси - Грима («Скрытый») носит тайный слуга Сарумана.

Символика

Образы

Пространство и время

Переводы

Самым известным из переводов «Властелина Колец» на является перевод и А. Кистяковского. Он стал знаменит своей тотальной (порой даже идущей вразрез с автором) русификацией книги. Также существует так называемый «Академический перевод» и В. Каррика при участии Сергея Степанова. Данный перевод стал первым и единственным русскоязычным изданием, снабжённым полными (около 200 страниц) комментариями переводчиков. Этот перевод отличается ещё и тем, что не русифицирует книгу, а скорее адаптирует её под российские реалии (яркий тому пример - замена страны хоббитов Shire (Шир, Шайр, Хоббитания, Графство) на Заселье. Первым российским/советским переводом считается перевод А. Грузберга. Также известны переводы:

Перевод Л. Яхнина
Перевод Н. Грушецкого и В. Григорьевой
Перевод В. А. М.
Перевод В.Волковского и Д. Афиногенова
Перевод И. И. Мансурова (1 и 2 часть)

Варианты передачи имён и названий в различных переводах

Оригинальный английский текст	Перевод В. Муравьева, А. Кистяковского	Перевод Н. Грушецкого и В. Григорьевой	Перевод В. А. М.	Перевод М. Каменкович, В. Каррика
Baggins	Торбинс	Сумникс	Торбинс	Бэггинс
Butterbur	Наркисс	Маслютик	Медовар	Подсолнух
Gamgee	Скромби	Гэмджи	Гэмджи	Гэмги
Goldberry	Золотинка	Златеника	Золотинка	Златовика
Shadowfax	Светозар	Сполох	Серосвет	Скадуфакс
Strider	Бродяжник	Колоброд	Бродяжник	Бродяга-Шире-Шаг
Treebeard	Древень	Древобород	Древесник	Древобород
Wormtongue	Гнилоуст	Червослов	Причмок	Червеуст
Entwash	Онтава	Энтова Купель	Река Энтов	Энтвейя
Rivendell	Раздол	Дольн	Райвендел	Ривенделл
Rohan	Ристания	Рохан	Рохан	Рохан
Weathertop	Заверть	Заветерь	Заверть	Пасмурная Вершина, Пасмурник

«Властелин колец» в

Помимо многочисленных переизданий книги Толкина, в году вышла первая картина из ставшей знаменитой режиссёра - ( «The Lord of the Rings: The Fellowship of the Ring» ). В году вышел второй фильм - ( «The Lord of the Rings: The Two Towers» ) и в году соответственно третий фильм - ( «The Lord of the Rings: The Return of the King» ). Первая же экранизация этого знаменитого произведения была осуществлена ещё в году режиссёром-мультипликатором , см. . Потом вышло продолжение этого мультфильма, см. Возвращение короля (мультфильм), но уже от другого режиссёра.

«Властелин колец» в

Помимо экранизаций, «Властелин колец» знал множество и игровых адаптаций. В 2001 году вышла приключенческая игра «Содружество кольца», выпущенная «VUgames» и берущая за базу книгу. В 2002 и 2003 году выпускает игры по последним двум фильмам. Наконец, в году на мониторы выходит «The Lord of the Ring: The Battle for Middle-earth» от всё той же «Electronic Arts». В году вышла вторая часть стратегии, «The Lord of the Ring: The Battle for Middle-earth 2».

и по «Властелину колец»

Помимо влияния на массовую культуру, сага Толкина оказала огромное влияние на культуру фэнтезийного фэндома и задала дальнейший курс его развития. По всему миру начали проводиться «полёвки», конвенты, ролевые игры, посвящённые творениям Толкина. Самый известный в конвент толкинистов - (от татарского Зилант - мифический , изображённый на гербе города ), проводящийся ежегодно в ноябре в .

Источники

Кирилл Злобин () О переводах Толкиена. Бэггинс, Сумникс и Торбинс. (русск.) Проверено 10 июня 2006 г.

Проходит шестьдесят лет после возвращения хоббита Бильбо Бэггинса в Шир. Ему исполняется сто десять лет, но внешне он совсем не меняется. Это наводит волшебника Гэндальфа на пугающую мысль: магическое Кольцо, украденное Бильбо у Голлума, есть на деле Кольцо власти. Тысячелетия назад его выковал злобный чародей Саурон, хозяин Тёмного царства, выковал, потом утратил и сейчас жаждет получить обратно. А это обернётся гибелью мира, ибо, овладев Кольцом, Саурон станет всесилен. Кольцо нельзя уничтожить ни огнём, ни железом; оно подчиняет себе своего временного владельца - под его влиянием Голлум и стал беспощадным убийцей; расстаться с ним по своей воле невозможно; если бы Бильбо был человеком, а не хоббитом, он за годы владения Кольцом стал бы бестелесным призраком, как девять вассалов Саурона, которым были пожалованы девять «младших» колец, подчинённых Кольцу власти. Рыцари стали Призраками Кольца, Назгулами. Хоббиты - иное дело, они крепче людей, но все-таки Бильбо только под давлением Гэндальфа расстаётся с Кольцом, уходя доживать свои дни в Ривенделл, долину, где обитают волшебники-эльфы.

В Шире остаётся наследник Бильбо, его племянник Фродо. Кольцо теперь у него, и Фродо иногда пользуется им для шуток и розыгрышей: хоббиты весёлый народец. Проходит ещё шестнадцать лет. За это время Гэндальф убеждается, что Голлум побывал в Тёмном царстве и Саурон под пытками добился от него правды: Кольцо власти у хоббита по имени Бэггинс. Гэндальф убеждает Фродо покинуть Шир и отправиться в Ривенделл следом за Бильбо. Там мудрые маги решат, как быть дальше с Кольцом власти, чтобы оно не досталось Саурону.

Фродо собирается в путь - увы, без спешки. А девять Призраков Кольца уже вторглись в Шир. Это всадники в чёрном, на чёрных лошадях; при их приближении ужас охватывает все живое. Саурон послал их за Кольцом, и они начинают преследовать Фродо, едва он покидает свою «нору». С Фродо отправляется его слуга Сэм и два его друга, весельчаки Пиппин и Мерри. Чёрные всадники преследуют их, хоббиты едва не гибнут в Старом лесу, среди хищных деревьев, потом - на могильных курганах, населённых призраками. Но сразу за пределами Шира их встречает отважный воин и мудрец Арагорн. Хоббиты не знают, что он потомок древнего короля Запада, тысячелетия назад отнявшего Кольцо у Саурона, что ему предначертано вернуться на престол, когда владыка Тёмного царства будет повержен. Арагорн со своими родичами уже давно оберегает Шир от слуг Саурона, и сейчас он должен помочь Фродо пронести Кольцо в Ривенделл. Хоббиты снова трогаются в путь, снова их преследуют Чёрные всадники и настигают наконец. Арагорну удаётся отогнать Назгулов, но Фродо ранен отравленным колдовским кинжалом. Компания чудом прорывается в Ривенделл, и вовремя: ещё час-другой, и Фродо бы умер... В Ривенделле его излечивают, а затем собирается совет. Там Гэндальф впервые объявляет во всеуслышание, что у Фродо именно Кольцо власти, что Кольцо нельзя уничтожить или оставить у себя; его нельзя и спрятать, ибо оно отыщет себе носителя. Путь один: отнести его в Тёмное царство и бросить в жерло вулкана, в огне которого оно было некогда выковано.

«Но из Тёмного царства нельзя выбраться живым!» - думает Фродо. И все-таки он поднимается и говорит: «Я понесу Кольцо, только я не знаю дороги...» Он понимает: таково его предназначение.

С Фродо идут представители всех светлых сил. Это маг Гэндальф, эльф Леголас, гном Гимли, от людей - Арагорн и Боромир (сын правителя южного королевства Гондора, что у самых границ Тёмного царства). От хоббитов - Сэм, Пиппин и Мерри. Девятеро, столько же, сколько Назгулов, но Фродо - главный среди них, ибо Кольцо доверено ему.

Ночами продвигаются они на восток, к горам, чтобы перевалить через них и попасть к Великой реке, за которой лежит Тёмное царство. В предгорье чувствуют: слуги Саурона - птицы и звери - уже ждут их. На перевале чёрные силы устраивают снежную бурю, и компании приходится отступить. Внизу её ожидают волки-оборотни, от которых с трудом удаётся спастись. И Гэндальф, вопреки дурным предчувствиям Арагорна, решается вести компанию под горами, сквозь пещеры Мории. Некогда пещерами владели гномы, теперь их заполонило войско Сауроновых нелюдей, орков. У самой двери в Морию Фродо чуть не утаскивает в озеро чудовищный спрут, а в подземелье компанию атакуют свирепые орки. Благодаря отваге компании и волшебству Гэндальфа нелюди отбиты, но уже перед самым выходом из пещер появляется древний могущественный дух, и в схватке с ним Гэндальф падает в бездонное ущелье. Несущие Кольцо лишаются своего предводителя, и горе их глубоко.

Ещё в пещерах Фродо слышал за спиной шлёпающие шаги, а в лесу за горами, у границы царства эльфов, на секунду показывается Голлум - Кольцо необоримо влечёт его. Непонятно, как он ухитряется везде следовать за компанией, но вот когда Фродо с товарищами, отдохнув у гостеприимных эльфов, получив их волшебные лодки, плащи и припасы, отправляются в плавание по Великой реке, в воде мелькает что-то вроде плывущего по течению бревна. Преследуют их и орки: в узкой стремнине осыпают стрелами, и, что ещё хуже, в воздухе показывается один из Назгулов, оседлавший теперь гигантскую крылатую тварь; эльф поражает её стрелой из своего могучего лука.

Конец плавания; справа простирается страна вольных всадников, Рохан; слева - северные подступы к Тёмному царству. Арагорн должен решить, куда двинуться дальше, но тут впадает в безумие Боромир. Кольцо власти - вот причина безумия, с помощью Кольца Боромир хочет спасти Гондор от Саурона. Он пытается силой отнять Кольцо у Фродо, тот ускользает и, перестав доверять людям, решается идти к вулкану в одиночку. Однако же ему не удаётся обмануть верного Сэма. Два маленьких хоббита направляются к пределам Тёмного царства.

Здесь кончается первая книга трилогии, «Братство Кольца», и начинается вторая книга, «Две крепости».

Товарищи ищут Фродо и Сэма в лесу и натыкаются на засаду орков. Боромир гибнет в схватке, Пиппина и Мерри похищают нелюди, и Арагорн, Леголас и Гимли устремляются в погоню за орками. Однако же настигают похитителей не они, а конники страны Рохана. Во время ночной битвы молодые хоббиты ускользают от своих мучителей и оказываются в древнем лесу, где много веков скрываются человекодеревья, энты. Предводитель энтов подбирает хоббитов и на своих руках, подобных ветвям, несёт к крепости Сарумана. Это могущественный маг, бывший сотоварищ Гэндальфа, а ныне - гнусный предатель; он, как и многие до него, прельстился Кольцом и послал орков похитить Фродо. Пока же энты крушат его твердыню, Арагорн с друзьями добираются до леса и встречают не кого-нибудь, а Гэндальфа! Он ведь не человек, он один из древних полубогов, и он победил грозного духа тьмы. Четыре друга участвуют в битве конников Рохана с войском Сарумана и на развалинах его крепости воссоединяются с Пиппином и Мерри. Но радости нет: впереди битва с самим Сауроном, и над головой пролетает внушающий ужас крылатый Назгул.

Тем временем Фродо и его верный слуга Сэм в тяжких трудах одолевают скалы на подступах к Тёмному царству; здесь, уже на спуске с высоты, Сэму удаётся изловить преследующего их Голлума. Фродо властью Кольца заставляет Голлума поклясться, что он будет служить хоббитам, покажет им дорогу в Страну мрака. И Голлум ведёт их через Болото мёртвых, где бродят колдовские огни, и в воде виднеются лица погибших некогда воинов, потом вдоль стены гор к югу, через цветущую страну, недавно захваченную Сауроном. Они встречаются с отрядом воинов Гондора (позже те принесут весть о встрече Гэндальфу, что сослужит добрую службу). Минуют одну из крепостей Саурона и, трепеща от ужаса, видят, как предводитель Назгулов выводит войско орков на войну с Гондором. Затем Голлум ведёт хоббитов по бесконечной лестнице вверх, к туннелю, идущему в Тёмное царство, и исчезает. Это предательство: в туннеле поджидает хоббитов гигантская паучиха Шелоб. Она кусает Фродо, опутывает его своей паутиной, как верёвками. Увидев это, Сэм бросается на выручку. Малютка хоббит даёт бой чудовищу, и оно, раненное, отступает, но любимый хозяин Сэма мёртв... Верный слуга снимает с шеи Фродо цепочку с Кольцом, оставляет тело и в отчаянии плетётся дальше, чтобы исполнить долг вместо Фродо. Но едва он уходит, как на Фродо натыкаются орки; Сэм подслушивает их разговор и узнает, что Фродо не мёртв: Шелоб парализовала его, чтобы сожрать позже. Орки должны живым доставить его к Саурону, а пока уносят в крепость, и Сэм остаётся наедине со своим отчаянием.

Здесь кончается вторая книга трилогии, «Две крепости», и начинается третья книга, «Возвращение короля».

Тем временем молодые хоббиты разделились. Пиппина взял с собою Гэндальф - он мчится на помощь Гондору, к которому приближается войско Саурона, Мерри остаётся пажом при короле Рохана; скоро он выступит вместе с войском этой страны на помощь осаждённому Гондору. Арагорн с Леголасом, Гимли и маленьким отрядом тоже отправляется в Гондор, но кружным путём - через наводящую ужас Дорогу мёртвых, туннель под горами, откуда ещё никто не возвращался живым. Арагорн знает, что делает: он, вернувшийся король Гондора, побуждает к действию войско призраков, томящихся здесь (они некогда отступили от клятвы, данной его предкам).

Гондор осаждён, его Белая крепость в огне, крепостные ворота рухнули от заклинаний короля Назгула. В этот момент конники Рохана врываются на поле; чёрное войско отступает. Когда же на конников спускается с неба король Назгул, Мерри ранит его, а племянница короля Рохана убивает. Но победа вот-вот превратится в поражение - врагов слишком много, - и вот тогда появляется боевой флот Саурона, захваченный Арагорном с помощью войска призраков. После победы защитники Гондора решают послать небольшое войско в самое сердце Тёмного царства. Это самоубийственное решение принято, чтобы отвлечь внимание Саурона от Фродо, несущего Кольцо.

У стен Чёрной крепости начинается неравная битва. Орки и гиганты тролли громят войско Арагорна и Гэндальфа; Пиппин наносит последний удар и теряет сознание под горой трупов...

Но вернёмся к Сэму и его беде. Он пробирается в башню, где лежит Фродо, и видит, что орки передрались и поубивали друг друга. Сэм опять проявляет чудеса храбрости и спасает хозяина. Страдая от голода, жажды и вечной тьмы, хоббиты крадутся в глубину Тёмного царства. Здесь Кольцо, висящее на шее Фродо, становится невыносимо тяжёлым. Наконец они добираются до вулкана, и тут, на склоне, их опять настигает Голлум. Прогнать его не удаётся; вместе с Фродо и Сэмом он поднимается к жерлу вулкана. Пора отдать Кольцо огню, его породившему, но власть зловещего талисмана над Фродо чересчур велика. Хоббит в безумии кричит: «Оно моё!», надевает Кольцо на палец; Голлум бросается на него, невидимого, откусывает палец вместе с Кольцом и, оступившись, валится в огненное жерло.

Кольцо власти уничтожено, Властелин Колец гибнет - мир наконец-то свободен. Гигантские орлы, прилетевшие на помощь к Гэндальфу, выносят Фродо и Сэма из моря разлившейся лавы. Арагорн возвращается на трон своих предков и с великим почётом провожает хоббитов в Шир.

Там, дома, их ждёт новая беда: предатель Саруман проник в страну кротких хоббитов и беспощадно губит её. Пиппин и Мерри, теперь опытные воители, поднимают против людей Сарумана свой народец. Предатель-волшебник гибнет от руки собственного клеврета. Так ставится последняя точка в Войне Кольца, страна возвращается к жизни, но вот странность: Сэм, Пиппин и Мерри пользуются огромным почётом, а главный герой, Фродо, остаётся вроде бы в тени. Он часто болеет - наваждение Кольца остаётся в его сердце и теле. И скромный спаситель мира садится вместе с Гэндальфом и королями эльфов на корабль - их дорога лежит за море, в страну блаженного бессмертия.

Текущая страница: 1 (всего у книги 78 страниц) [доступный отрывок для чтения: 51 страниц]

Джон Толкин
Властелин Колец

THE LORD OF THE RINGS

The Fellowship of the Ring

The Return of the King

Originally published in the English language by

HarperCollins Publishers Ltd.

Печатается с разрешения издательства HarperCollins Publishers

Limited и литературного агентства Andrew Nurnberg.

Перевод с английского

В. Муравьева (пролог, книги 1, 3–6),

А. Кистяковского (книги 1, 2 и стихи)

Settlement 1955,1966

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Предыстория

Долгая жизнь Джона Рональда Руэла Толкина (1892–1973) закончилась – именно закончилась, а не оборвалась! – полтора десятка лет назад. Она стала преддверием его посмертного существования на земле, конца которому пока не предвидится. Если подыскивать подобие для этой жизни, то больше всего она, пожалуй, похожа на просторный, но вовсе не огромный, просто большой кабинет, он же домашняя библиотека, в старинном, то есть всего-навсего викторианском, доме; справа камин с мраморной доской, кресло у камина, гравюры, резные этажерочки с диковинками – между стеллажами. Много всякого (больше всего книг, хотя их не слишком много), но ничего, как ни странно, лишнего. А хозяин словно сейчас только вышел и вот-вот вернется – вышел не через дверь (через дверь мы вошли), а через сияющее и поистине огромное окно в другом конце кабинета. И его жизнь – вовсе не кабинетная, но это потом – представима лишь в ярком и чистом свете.

Выйти-то он, конечно, вышел, от смерти никуда не денешься, но вышел затем, чтобы остаться с нами. И остался, даром что его покамест в кабинете вроде бы и нет; ну как же нет, есть он, и даже без особенной мистики – говорил же завзятый материалист лорд Бертран Рассел: почем мы знаем, вдруг столы за нашей спиной превращаются в кенгуру? Такого нам не надо, обойдемся без австралийских сумчатых, а вот Джон Рональд Руэл, разумеется, присутствует за нашей спиной, и вырастают за нею деревья, без которых он жизни никак не мыслил, они были для него главным жизнетворным началом. И много чего еще до странности знакомого мы обнаружим наяву стараниями Дж. Р.Р. Толкина, невзначай оглянувшись.

Но мы не оглядываемся – успеется; мы медленно обводим глазами оставленную нам на обозрение долгую жизнь. И очертания воображаемого кабинета расплываются: в последние годы жизни профессора Толкина его скромная библиотека размещалась в бывшем гаражике, пристроенном к стандартному современному домику на окраине Оксфорда. Пристройка эта, кстати, заодно служила кабинетом, где всемирно известный автор эпопеи «Властелин Колец» принимал посетителей, в том числе и английского литератора Хамфри Карпентера, который впоследствии, в 1977 году, опубликовал его жизнеописание, сущий кладезь фактов – черпай не вычерпаешь. Будем черпать. Перенесемся от конца жизни к ее началу и представим себе времена почти непредставимые, хоть не такие уж и далекие.

Джон Рональд Руэл Толкин (и Джон, и в особенности Руэл – имена фамильные, до поры до времени, а у друзей всегда он звался просто Рональдом) родился 3 января 1892 года в городе Блумфонтейне, столице южноафриканской Оранжевой Республики, за семьсот с лишним километров к северо-востоку от Кейптауна, посреди ровной, пыльной, голой степи – вельда. Через семь лет разбушевалась взбудоражившая весь мир и открывшая XX век англо-бурская война, повсюду запели «Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне», а название жалкого городка замелькало во фронтовых сводках на первых страницах газет. Но пока это была такая глушь… Такая самая, в которую было тогда принято отправлять молодых англичан – чтобы выказывали и доказывали упорство и предприимчивость. Вот и англичанин в третьем поколении Артур Толкин, внук германского иммигранта фортепьянных дел мастера Толькюна, когда семейная фирма вконец разорилась, выхлопотал себе место управляющего банком в Блумфонтейне. Ему хотелось не столько ехать за тридевять земель, сколько жениться на любимой девушке, некой Мейбл Саффилд, чей отец, опустившись от суконщика до коммивояжера, требовал от жениха жизненных перспектив. В родном Бирмингеме их не было, а в Южной Африке пусть отдаленные, но обозначались. Мейбл отдали скрепя сердце, и Артур увез ее в тридесятое царство, то бишь в Оранжевую Республику, где она родила ему не только вышеупомянутого Рональда, но и младшего его брата Хилари Артура Руэла.

Очень мало осталось в памяти у старшего сына от Южной Африки: ну, тарантул укусил, ну, змеи живут в сарае и туда маленьким ходить нельзя, по забору скачут соседские обезьянки, норовят не то стащить, не то слопать белье, по ночам воют шакалы и рычат львы, отец сажает деревца, а кругом страшный простор безграничного вельда, тяжкий зной и жухлая высокая трава. А больше, пожалуй, и ничего. Нет, качал головой профессор Толкин, больше, кажется, ничего не помню.

В апреле 1895 года мальчики вместе с матерью отплыли в Англию – повидаться с родными и отдохнуть от южноафриканского климата. Отдохнули неплохо и собрались обратно к отцу. Накануне отъезда, 14 февраля 1896 года, под диктовку четырехлетнего Рональда писалось письмо: «Я теперь такой стал большой, и у меня, совсем как у большого, и пальтишко, и помочи… Ты, наверно, даже не узнаешь и меня, и малыша…» Письмо это не было отправлено, потому и сохранилось. В этот день пришла телеграмма о том, что у отца кровоизлияние в мозг – последствие ревматизма. На следующий день – о его смерти.

Плыть в Южную Африку было незачем. Мейбл Толкин осталась в Бирмингеме с двумя малолетками сиротами на руках и почти без средств к существованию: очень немного удалось скопить ее мужу за пять блумфонтейнских лет. Правда, она знала латынь, французский, немецкий, рисовала, играла на фортепьяно – могла, стало быть, давать уроки. И решила как-нибудь сводить концы с концами, главное же – ни от кого не зависеть, ни на кого не рассчитывать, никому не быть обязанной. Впрочем, на бедствующую родню с обеих сторон надеяться и не приходилось. Она задешево сняла коттедж за городом, возле дороги из Бирмингема в Стратфорд-на-Эйвоне. Дети должны расти у реки или озера, среди деревьев и зелени – таково было одно из ее твердых убеждений. Мейбл вообще придерживалась убеждений твердых и вскоре обрела для них прочную основу, обратившись в католичество. (Она овдовела в двадцать пять лет, была очень миловидна и обаятельна, но жить заново не собиралась.) По тогдашним временам в Англии обращение это означало многое, и прежде всего, помимо перемены общепринятых мнений, особый образ жизни, почти демонстративно противопоставленный общему социальному быту.

Мало того, она и детей решила, что называется, «испортить», сильно затруднив им жизнеустройство, и со свойственной ей неукоснительностью занялась их религиозным воспитанием. Роль этого материнского решения в судьбе и формировании личности Рональда Толкина трудно переоценить. Волею обстоятельств оно стало необратимым, и Толкин никогда ни на йоту не поступился преподанными ему в нежном возрасте религиозными принципами. Правда, никакого неофитского рвения у него не было, и в отличие, скажем, от своего старшего современника, новообращенного Г. К. Честертона, он не считал нужным провозглашать свое кредо на всех перекрестках. Зато в другом они очень схожи: оба эти приверженца римско-католического вероисповедания – англичане до мозга костей. Рональд, кстати, и внешне удался в мать (Хилари – в отца) и по-настоящему дома чувствовал себя только в глубокой английской провинции, вустерширской «глубинке».

Мейбл преподавала сыновьям отнюдь не только вероучение и закон божий. По-видимому, у нее был недюжинный педагогический талант, унаследованный старшим сыном: она прекрасно подготовила мальчиков к учебе в самой престижной школе Бирмингема, предъявлявшей очень высокие требования. Именно она приохотила Рональда к любовному изучению языков; именно ей он обязан тем, что в конце концов, победив на конкурсе, обеспечил себе в 1903 году возможность учиться на казенный счет. Не случись этого, совсем другая была бы у него судьба. Потому что Мейбл Толкин умерла в 1904 году.

Детей она препоручила своему духовнику, отцу Френсису Моргану; из него получился заботливый, усердный, надежный и строгий опекун. Остатком сбережений он распорядился как нельзя более умело; свои деньги (а их у него было в обрез) прикладывал не считая. Прожил он, по счастью, еще долго, и его подопечные на всю жизнь сохранили к нему почтительную благодарность. Он, правда, сделал серьезный промах, за который Рональд был ему особенно признателен: подыскав мальчикам в 1908 году пансион (с двоюродной теткой они не поладили), отец Морган не обратил никакого внимания на одну тамошнюю жиличку – девятнадцатилетнюю незаконнорожденную сироту Эдит Брэтт. По роду своих занятий он, видимо, не привык замечать молоденьких и очень хорошеньких девушек, тем более что эта была на три года старше Рональда.

Нельзя сказать, чтобы Рональд был развит не по летам; напротив, ему было в точности шестнадцать. Его филологическая одержимость уже сказалась в полной мере, но она была вовсе не угрюмая, а веселая и затейливая. К этому времени он хорошо знал латынь и греческий, сносно – французский и немецкий, но подлинным открытием для него стали готский, древнеанглийский и древнеисландский, а затем и финский. Он даже не столько изучал языки, то есть изучал, конечно, но не грамматически, не формально, – он вникал в них и проникался ими, воспринимая не слова и не конструкции, а тексты, по преимуществу поэтические, в их животрепещущей языковой насыщенности. И тексты казались ему нотными записями. Ему не хватало наличной лексики языка – скажем, готского, – и он методом экстраполяции, с помощью чутья и воображения, создавал слова и обороты, которые могли быть, должны были быть. Собственно, и языков ему тоже не хватало, и он начинал изобретать новые, например скрещивая древнеанглийский и уэльский на фоне финского. Изобретались и алфавиты. Можно было предвидеть, что раньше или позже для этих новоизобретенных праязыков понадобится, чтобы закрепить ощущение языкового единства, изобретать тексты, а для текстов – праисторию и прамифологию. И «Беовульф», и «Сага о Вёльсунгах» казались ему – и не зря – отзвуками древнейших эпических преданий. Они не сохранились – ну что ж, значит, надо их…

Мы забегаем вперед. Процесс этот шел, но в школьные годы так далеко еще не продвинулся. Увлеченность Рональда была очень заразительна, и он прекрасно умел ею делиться. В школе он основал первое в своей жизни филологическое сообщество, своеобразный «клуб четырех». Впоследствии такого рода клубы при участии Толкина возникали как бы самопроизвольно, но никогда и ни с кем у него не было более тесных дружеских отношений, чем с этими тремя однокашниками. Тут стоит заметить, что щупловатый Рональд вовсе не был ни тихоней, ни заморышем. Нет, это был общительный и веселый, чтоб не сказать – проказливый, подросток, отчасти даже спортсмен – регбист, игрок школьной команды.

Словом, в общем счете Рональду было примерно шестнадцать; а вот очаровательная резвушка Эдит Брэтт, для которой потом будет придумано имя Лучиэнь и легенда на придачу и которая пока что, в пансионе, снимала комнатку этажом ниже, – та, по-видимому, была моложе своих девятнадцати. Из комнатки доносилось пение и стрекот швейной машинки; вообще-то она окончила музыкальную школу и собиралась стать учительницей музыки, а вдруг да и пианисткой. Своего пианино у нее не было, а на том, что стояло в гостиной, хозяйка пансиона охотно разрешала играть для гостей, упражняться на нем не дозволялось. Вот она и шила – не сидеть же без дела! Тем более что с музыкальной карьерой было не к спеху: от матери осталось кой-какое наследство (земельный участок), и на прожитье худо-бедно хватало. Но жилось ей довольно одиноко, и с Рональдом они сразу подружились – у них обоих был талант человеческого общения. Они заключили наступательно-оборонительный союз против хозяйки пансиона. Они закупали лакомства на сэкономленные гроши и (втроем с Хилари) устраивали тайные пирушки. Они (вдвоем с Рональдом) гуляли, проказничали, катались на велосипедах. Скорее всего эта дружба с естественным оттенком полувлюбленности и двумя-тремя робкими поцелуями осталась бы светлым промельком, чистым воспоминанием юной поры. У них не было главного – не было общности интересов, а упоенный интерес Рональда к слову уже стал средоточием его жизни. Но тут вмешался опекун.

Вначале недооценив опасности девического соседства, отец Морган затем ее переоценил. Он привык выслушивать исповеди и видеть изнанку отношений полов – то, что настоятельно требует покаяния. Рональду каяться пока было явно не в чем (а то бы он, кстати, покаялся), но когда отец Морган стороной случайно узнал об одной велосипедной прогулке своего подопечного, он сопоставил факты, встревожился и принял меры. Он немедленно переселил мальчиков от греха подальше и запретил Рональду всякие встречи и всякую переписку с Эдит. Не от черствости и не из ханжества: он объяснил ему, что до двадцати одного года за его будущее в ответе опекун, а будущее его решается в ближайшие два года. Ему прямая дорога в Оксфорд, но платить за обучение им и вместе с опекуном не по карману. Есть лишь один выход: блестяще сдать вступительные экзамены и получить именную стипендию. Таковая присуждается только до девятнадцати лет; в январе 1911 года будет уже поздно, и придется избирать иное жизненное поприще. Между тем нежные отношения со взрослыми девицами учебе нимало не способствуют.

Не способствует ей и насильственное разлучение с подругой, которая оттого становится втрое дороже; горечь и тоска тоже не способствуют. Однако прав был и отец Морган: Рональд действительно подзапустил занятия, и первая его попытка поступить в Оксфорд успехом не увенчалась. Впору было впасть в уныние, опустить руки и заодно уж взбунтоваться против опекуна. Все это, однако, было не в натуре Рональда. Он, напротив, засел за книги, но и от регби не отлынивал, а уж в «клубе четырех» развернулся вовсю. И в декабре 1910-го все-таки стал оксфордским стипендиатом.

В Оксфорде ему повезло с наставниками: тщательно выявив характер его способностей и устремлений, в нем угадали будущего крупного ученого-педагога и перевели с классического отделения, куда он поступил, на недавно созданное отделение истории английского языка и литературы – со специализацией по языку, разумеется. Впрочем, как уже говорилось, язык был для него функцией текста, и текста поэтического. (Хроника тоже воспринималась как поэтический текст.) Он начал писать стихи, сперва как бы переводы с древнеанглийского, потом – все больше и больше отдаляясь от подлинника, сам толком не зная куда. Со школьными друзьями из «клуба четырех» он поддерживал близкие отношения (хотя завелись и новые друзья) и, конечно, читал им создания своей лингвистической музы. Один из них спросил его: «Слушай, Рональд, а о чем это?» И Рональд задумчиво ответил: «Еще не знаю. Надо выяснить». Шел 1914 год.

Все ли переменилось после 4 августа, дня вступления Англии в войну? Для Толкина – почти ничего: те же аудитории, те же преподаватели, такие же лекции. Сверстников, правда, сильно поубавилось – в ответ на призыв лорда Китченера многие тысячи студентов ушли на фронт рядовыми. Толкин этого не сделал; вместе с двумя друзьями из школьного клуба он записался в полк Ланкаширских стрелков (третий друг ушел на флот), и к академическим занятиям прибавились военные учения. Стихов он писал все больше, и в них стали все отчетливее вырисовываться очертания сказочно-мифологической страны Валинор, озаренной не солнцем и не луной, а сиянием двух деревьев. Живут там, кажется… эльфы, и язык у них… эльфийский. Он перепечатал стихотворения (их набралось десятка три) и предложил их лондонскому издательству католической ориентации. Стихи были отвергнуты с холодным негодованием: хорошенькие развлечения у молодого католика в годину бедствий! И что это еще за Валинор? Чуть ли не язычеством попахивает…

Их отношения с Эдит возобновились еще в 1913 году; в тот самый день, как ему исполнился двадцать один год, Рональд сделал ей письменное предложение. Оказалось, правда, что она тем временем обручилась с другим, но это недоразумение было улажено, и она согласилась ждать дальше – уже в качестве невесты перед богом. Этот заключенный на небесах брак был освящен на земле 22 марта 1916 года, с благословения отца Моргана. А 4 июня Ланкаширских стрелков отправили во Францию: готовилось грандиозное наступление на реке Сомме. Младшему офицеру связи Дж. Р.Р. Толкину предстояло в нем участвовать.

Началось оно 1 июля, и в этот день на пятнадцатимильном участке фронта легли мертвыми шестьдесят тысяч англичан; таких потерь британская армия еще не знала. В груде гниющих трупов остался один из «клуба четырех». Батальон Толкина бросили в огонь 14 июля; Джон Рональд Руэл оказался среди уцелевших. И вышел невредимым из дальнейших, столь же бесплодных атак – июльских, августовских, сентябрьских, октябрьских. Чудес храбрости он не совершал – да в этой мясорубке и не было места чудесам, – он просто шел или полз под огнем по грязи и по мертвым телам бок о бок с другими, и солдаты считали его своим, и это наверняка было для него главное. Много лет спустя он писал об одном из героев эпопеи «Властелин Колец»: «Мой Сэм Скромби целиком срисован с тех рядовых войны 14-го года, моих сотоварищей, до которых мне по человеческому счету было куда как далеко».

Без малого четыре месяца на передовой в разгар самой кровопролитной из тогдашних бесславных битв, а потом – сыпной тиф, повальное окопное заболевание. И в такой острой форме, с такими осложнениями, что почти два года пришлось скитаться по госпиталям; на фронт он больше не попал. В декабре 1916-го получил он письмо от школьного друга из «клуба четырех», убитого через несколько дней: «…дай тебе Бог сказать все и за меня тоже, хоть когда-нибудь, когда меня уже давно не будет на свете…»

Тут, собственно, конец биографической предыстории и начало семейной жизни и академической карьеры профессора Толкина – это с одной стороны, а с другой – тогда-то, на больничной койке, он наконец понял, что он пишет и что ему надо писать помимо ученых исследований и наряду с ними. Оказывается, надо глубже и глубже, не жалея трудов, вчитываться в саги и хроники, эпические песни и предания, в сказки и легенды и различать за ними, да не за ними, а в них, между строк, облик некоего связующего сказочно-мифологического целого и затем, с помощью чутья и воображения, воссоздавать его нынешними словами. Он пишет «Книгу утраченных сказаний». Для того чтобы – «не смейтесь, пожалуйста!» (это он в письме) – «можно было ее просто посвятить Англии, моей стране».

Вот и видно, что не писатель Толкин – в том смысле, с каким мы привыкли связывать писательство. Визионер какой-то, выдумщик. К двадцати восьми годам жизнь дает ему столько материала! Можно о детстве, о раннем сиротстве, что-нибудь в жанре «Дэвида Копперфилда». Можно школьный роман, религиозно-проблемный, университетский, можно вполне содержательную любовную историю. А военный опыт чего стоит! Взять хоть ровесника его, Р. Олдингтона, модного в 20-30-е годы представителя английского «потерянного поколения». Тот на передовой провел гораздо меньше, но не простил этого своей родине и в романе «Смерть героя» излил законное негодование против Англии, заключив прочувствованный монолог словами: «Да поразит тебя сифилис, старая сука!»

Так что очень нетипичен и совсем не ко времени был стыдливо-патриотический замысел Толкина слить «в одно широкое и ясное лазорье» видение мира, присущее англосаксонскому, кельтскому, исландскому, норвежскому, финскому эпосам. Когда-то он писал о «Калевале»: «Хотел бы я, чтобы у нас в Англии было что-нибудь в этом роде». Теперь он вознамерился создать «что-нибудь в этом роде» в крайне неблагоприятной общественной атмосфере – и если не вопреки своему жизненному опыту, то почти вне связи с ним. Но без сопряжения с жизненным опытом, с современностью могло получиться только то, что и получалось, – псевдоэпос, стилизация, имитация. Другое дело, что сам по себе опыт еще не подсказка; надо найти способ его использования, приобщения к замыслу, пусть и самому фантастическому.

И замысел этот добрых два десятилетия срастался с его профессией, душой, воображением и даже просто бытом. Срастался – и, разумеется, преображался. Он стал называться «Сильмариллион» – потому что сердцевиной его сюжета сделалась история трех украденных из рая земного, страны Валинор, волшебных бриллиантов, Сильмариллов. Валинор же стал обителью божеств, или, если угодно, архангелов-демиургов, соучастников творения мира, Средиземья. Кроме того, Валинор – обетованный край для первородных существ Средиземья, бессмертных эльфов. Там бессмертье им не в тягость, а в Средиземье оно их постепенно изнуряет, становясь дурной циклической бесконечностью аналогичных происшествий. Поэтому людям, сотворенным вслед за эльфами в том же облике, смерть дарована в виде особой милости, как таинственный залог иного, высшего назначенья, высшего, нежели даже блаженство.

Однако не будем вдаваться в тонкости; кое-что из этого нелишне знать читателю «Властелина Колец», но поскольку «Сильмариллион» – самостоятельное произведение, постольку мы его оставим в стороне. Так, в стороне останется почти вся его первая часть, мифы творения, над которыми Толкин трудился едва ли не больше всего и которые в окончательной, посмертной редакции «Сильмариллиона» выглядят все-таки довольно убого. Достаточно знать, что это – попытка образного осмысления и, так сказать, сюжетной интерпретации первой главы библейской Книги Бытия; тут нет ничего удивительного, потому что Средиземье в начальном и конечном счете – наш мир. Отметим лишь, что толкиновское осмысление гораздо более ортодоксально, чем это может показаться на первый взгляд.

Зато не мешает знать, откуда взялись в Средиземье гномы, а также орки, драконы, тролли и прочая нечисть, не говоря уже о самом Властелине Колец. Гномы – плод самодеятельности одного из демиургов, мастеровитого и нетерпеливого: он никак не мог дождаться, когда же наконец вседержителю благоугодно будет кого-нибудь сотворить. Будучи как бы телепатически в общих чертах знаком с вышним замыслом, демиург сотворил существа кряжистые и упорные, хорошо приспособленные к борьбе со злом (изначально опоганившим Средиземье), но несколько аляповатые. Он не сообразил, что даровать им свободу воли не в его власти, и так бы и остались гномы големами, если бы вседержитель не смилостивился и не разрешил гномов – с тем только, что они покамест будут почивать в горных недрах, а выйдут на свет божий в свой черед. Поэтому в Средиземье и бытует легенда, будто гномы сами собой произошли из камня.

Зло в Средиземье, как сказано, присутствует изначально: прародитель его, сперва самый могущественный из демиургов, звался Мелкор. Он тоже был соучастником замысла творения, но, движимый гордыней, своеволием и своекорыстием, сделался его извратителем, самозваным князем мира сего. Он-то и развел на земле нежить и нечисть, и одним из самых мерзостных его деяний было выведение орков, ибо это – порченные мукой и чародейством эльфы. Самовластие не терпит сопротивления, достоинства и независимости, оно ненасытно, оно стремится быть вездесущим – и Мелкор от начала веков и дней Средиземья всеми силами возвеличивался путем разрушения, подавления, осквернения. Он – злой дух истории. Его главный подручный, Саурон, – из числа младших демиургов – особенно искусен по части лжи и коварства. Пока не пришел его срок, он был тенью Мелкора, потом стал его местоблюстителем.

Когда Средиземье еще пребывало во тьме, Валинор озаряло сияние двух деревьев; туда переселились благороднейшие из эльфов, и главный их искусник, Феанор, изготовил и огранил три несравненных бриллианта – Сильмарилла; оживленные его мастерством, они впитали свет деревьев и лучились ярче звезд.

Мелкора они томили нестерпимым вожделеньем: он с того и начал, что возжаждал Света, но для одного себя, и до времени затаился во тьме, ведь похитить деревья было нельзя. Но вот открылся путь к прежде недостижимому – погасить Свет и оставить его себе. И путь этот открыл Феанор, ибо Сильмариллы созданы были не во славу Света: мастер возлюбил дело рук своих, рукотворное сокровище, паче нерукотворного. Да и волшебство всегда связано с заклятием, а заклятие – с проклятием. Такие и тому подобные азбучно-мифологические прописи, так сказать заповедные мифологемы, образуют подоплеку сюжетной игры «Сильмариллиона», задуманного как нечто вроде «Суммы мифологии». Пока и поскольку это так, «Сильмариллион» немногим более чем лакомое блюдо для своего брата специалиста, способного углядеть намеки и отсылки, оценить сопряжения и соответствия, то есть прочесть его при свете «Калевалы» и «Старшей Эдды». И все же… и все же есть здесь и свой нравственный заряд, и самостоятельное сюжетное напряжение, да и игровое начало не сводится к академическим забавам. Не нужно, правда, забывать, что мы говорим о «Книге утраченных сказаний» в ее окончательном виде, то есть о некоем синтезе попыток написать ее. А теперь вернемся к лиходейскому умыслу Мелкора.

Первым делом он нашел себе сообщницу – исчадие мрака и пустоты, именуемое Унголиант и принявшее облик громадной паучьей самки. Во время праздника прокрались они к светоносным деревьям, и Мелкор пронзил их черным копьем, а Унголиант высосала животворное сиянье. Сильмариллы были ревниво укрыты от чужих глаз во дворце Феанора; тем легче было Мелкору их похитить.

В наступившей вселенской тьме он перенесся на север Средиземья, воздвиг там неприступную и неоглядную крепость Тонгородрим и в глубине ее воссел на черный трон; чело его венчала железная корона с тремя Сильмариллами.

С тех пор он уже не Мелкор, а Моргот («черный супостат» по-эльфийски – так назвал его разъяренный Феанор); эта перемена имени знаменует его превращение из подобия Локи, злокозненного божества древнескандинавского пантеона, в сущего Люцифера, Владыку Мрака. Феанор же с сыновьями и родичами дали страшную, кощунственную клятву вернуть Сильмариллы любой ценой – «и лучше бы им этой клятвы не давать, но нарушить ее было нельзя».

Отсюда начинается уже не мифологическая, а легендарная предыстория Средиземья, на которую, как заметит читатель, нередко оглядываются герои «Властелина Колец»; и среди ее героев все больше людей. Архангелы-божества отступают за горизонт, а бессмертные (их, правда, можно убить, и они могут зачахнуть) и благороднейшие эльфы, поглощенные нескончаемыми войнами с Морготом, сплошь и рядом оказываются деспотами, убийцами и вероломными злодеями. Худую службу служит им их бессмертье, невозможность оглянуться на прожитую жизнь. Их жизнь может только оборваться. Они в плену своей судьбы, а их союзники люди, не покорившиеся злу и не связанные с ним порукой волшебства, судьбе неподвластны. Нет нужды пересказывать эти легенды: по мере надобности это делает сам Толкин, но уже совсем в другом качестве, не в качестве автора «Сильмариллиона».

Мрачные, зловещие и несколько однообразные саги повествуют о том, как тяготеющее над Сильмариллами двойное проклятье сгубило всех причастных к нему, да и не только их. Одно за другим сокрушают Моргот и Саурон царства эльфийского края Белерианда. И лишь сыну смертного витязя и эльфийской царевны Эарендилу удается при путеводном свете отнятого у Моргота человеческой рукой Сильмарилла доплыть до Валинора и вымолить спасение Средиземья от всевластия мрака. Тонгородрим пал, и Моргот был навеки ввергнут во тьму кромешную, но Саурон избежал его участи.

Так закончилась Первая эпоха Средиземья, или, как выражаются эльфы, Древняя Пора. «Сильмариллиону» тоже конец, эпилог приписан к нему гораздо позже, в 20-е годы, между ним и Древней Порой зияла первозданная пустота. История пока что была историей эльфов (вмещавшей миф о сотворении мира) и, как таковая, бесперспективна, вроде эльфийского бессмертия. Разве что начинать новый ее цикл – чему мифология определенно противится, мифологическая эпоха в принципе однократна – или шлифовать мифы, умножать и переписывать легенды. Этим Толкин и занимается – скорее по инерции, довольно вяло. Куда больше занимает его работа над всеобъемлющим толковым словарем английского языка (это детище было зачато в Оксфорде в 1878 году и к началу 20-х годов нашего века еще не родилось), издание англосаксонских текстов, пропаганда среди коллег древнеанглийской и древнеисландской литератур; наконец, и едва ли не в первую очередь, – преподавание: в 1925 году, тридцати семи лет от роду, он стал профессором Оксфордского университета, такое редко случалось.

К тому же Джон Рональд Руэл был редкостно заботливым семьянином, а к 1930 году у него было уже трое сыновей и дочь. Детям он уделял очень много времени и оказался неистощимым сказочником и неутомимым затейником, отчасти как бы пародируя свою бурную клубно-университетскую деятельность. И в домашней атмосфере один из побегов его воображения превратился в деревце, а оно, пересаженное на тучную почву «Сильмариллиона», породило волшебный лес, из которого Толкин вышел на простор… Средиземья.

Сам он всячески распространял и поощрял версию о том, как однажды среди ночи ему подвернулся в экзаменационном сочинении чистый лист и он будто бы возьми да напиши на нем ни с того ни с сего: «В земле была нора, а в норе жил да был хоббит». «Имена существительные, – замечал он, – всегда обрастают в моем сознании рассказами. И я подумал, что не мешало бы выяснить, какой такой хоббит. Но это было только начало».

А и в самом деле, что еще за хоббит? Дотоле никаких хоббитов в Средиземье не обитало и не предвиделось. Да и этот хоббит, как можно заметить, покамест обитал не в Средиземье, а в норке. Откуда же он там взялся?

Из сказки. Но не из сказки волшебно-богатырской – там таких не водится. Гномы – пожалуйста, эльфы – сколько угодно (правда, совсем не такие эльфы, как в «Сильмариллионе», – таких почитай что и нету). Тролли, драконы, оборотни, они же серые волки, злые чудища-страшилища (да хоть бы и те же орки), колдуны и ведьмы, русалки и кощеи – это все есть. А хоббитов нет и быть не может. Есть, правда, вспомогательные животные, в том числе серый заяц. Так, может, хоббиты (они ведь до известной степени зайцы) проходят по такому разряду? Или они вообще явились из животного, скажем так, эпоса, воплощая некую аллегорию и потому недоочеловечились?

Именно так, а вовсе не Толкиен, как сам он неоднократно указывал. Предки писателя по отцу происходили из Саксонии, и их фами-лия была образована от немецкого tollkühn («безрассудно храбрый» — писатель часто иронизировал по поводу неприменимости к нему этого эпитета), а по законам звуковых изменений ü переходит в i, но никогда в ie. Еще одна трудность, на этот раз уже связан-ная с законами русского языка, за-ключается в склонении этой фамилии. Дело в том, что фамилии на -ин русского и ино-стран-ного происхождения склоняются по-разному. Поэтому зачитываться можно Ку-при-ным, но Толкином. уверенно удерживает первые позиции, — но и о влиянии на культуру и литературу. Книги Толкина сделали прежде маргинальный жанр фэнтези одним из самых популярных, пробудили неослабевающий интерес к романтике битв и странствий, вол-шебной сказке и раннему Средневековью, заставили несколько поколений читателей сражаться на мечах и называться вымышленными именами. И этот бум не идет на спад. Экранизация романа, ставшего плодом странной ин-тел-лектуальной игры оксфордского профессора, через полвека после пуб-ли-ка-ции оказывается одной из самых успешных в истории кинематографа. Сын Толкина Кристофер исправно публикует все новые материалы из неис-чер-паемого архива отца: в июне 2017 года, через сто лет после создания первой версии «Песни о Берене и Лутиэн», она впервые выходит отдельным изда-нием. А в ноябре того же года компания Amazon объявляет о покупке прав на съемку сериала по «Властелину колец». Одна из причин популяр-ности толкиновских книг — их совершенно особая реальность — языковая.

Кем был Толкин

Джон Рональд Руэл Толкин. Оксфорд, 1950-е годы Bodleian Library, Oxford / Fine Art Images / DIOMEDIA

Формально биография академического ученого кажется бедной внешними событиями. Он с детства начал интересоваться германской мифологией и лингвистикой, в 14 лет увлекся изобретением собственных языков, а через пять лет, в 1911-м, поступил в Эксетер-колледж Оксфордского университета. С небольшими перерывами на Первую мировую Толкин участвовал в знаменитой битве при Сомме в июле 1916 года. и преподавание в Универ-ситете Лидса в 1920-1925 годы Толкин проработал в Оксфорде всю жизнь в качестве профессора англосаксонской литературы: сначала в Пембрук-колледже, потом — в Мертоне.

Над поэмами и сказаниями вымышленного мира — будущим «Сильмарил-лио-ном» — Толкин начал работать в середине 1910-х годов, а в середине 1930-х стал членом неформального литературного кружка «Инклинги», участники Клайв Стейплз Льюис, Оуэн Барфилд, Чарльз Уильямс и др. которого встречались, чтобы читать друг другу вслух и обсуждать собственные тексты Эти встречи Толкин описал в незаконченном романе «Записки клуба „Мнение“» («The Notion Club Papers»). . Эти встречи, а также поддержка его близкого друга К. С. Льюиса помогают Толкину серьез-нее отнестись к своим литературным опытам.

С 1959 года и до смерти в 1973-м Толкин целиком посвящает себя сюжетам о Средиземье, большинство из которых будет опубликова-но уже после смерти писателя его сыном.

С чего все началось: создание новых языков

Толкин был лингвистом и специали-зировал-ся на древнеисландском и англо-саксонском (древнеанглий-ском) языках. Его первой серьезной академической работой была подготовка словарных статей, посвященных нескольким словам на букву W Много лет спустя, в 1969 году, Толкин вновь принял участие в работе над Оксфордским словарем, но уже в совсем другом качестве. Редактор нового тома дополнений попросил его отредактировать статью к слову hobbit, которую Толкин в итоге полностью перепи-сал. С тех пор в словарь вошло много слов, описывающих реалии Средиземья, в том числе mathom, orc, mithril, balrog. , для Оксфордского словаря английского языка. Толкин также составил Сло-варь средне-английского языка , преподавал древ-неисландский, готский, средневал-лийский К наиболее заметным академическим достижениям Толкина относится издание среднеанглийских памятников «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь» и «Руководство для затворниц», перевод на современный английский язык «Сэра Гавейна» и поэм «Жемчужина» и «Сэр Орфео», а также лекция «Беовульф, чудовища и критики», изменив-шая отношение к этой древнеанглий-ской поэме. . Но главной его страстью было создание собствен-ных языков, вдохновением и основой для которых служили реальные языки. Он начал сочинять их еще в школе, а уже в студенческие годы стал писать первые поэтические произведения на них. Толкин создал два эльфийских языка — квенья на основе финского (своего рода ла-тынь) и синдарин на основе валлийского. Наиболее известный текст на квенья — «Namárië», или «Плач Галадриэли», а на синдарине — «A Elbereth Gilthoniel», гимн Варде, божеству света:

Namárië

Ai! laurië lantar lassi súrinen,
yéni únótimë ve rámar aldaron!
Yéni ve lintë yuldar avánier
mi oromardi lissë-miruvóreva
Andúnë pella, Vardo tellumar
nu luini yassen tintilar i eleni
ómaryo airetári-lírinen.

Sí man i yulma nin enquantuva?

An sí Tintallë Varda Oiolossëo
ve fanyar máryat Elentári ortanë
ar ilyë tier undulávë lumbulë
ar sindanóriello caita mornië
i falmalinnar imbë met,
ar hísië untúpa Calaciryo míri oialë.
Sí vanwa ná, Rómello vanwa, Valimar!
Namárië! Nai hiruvalyë Valimar!
Nai elyë hiruva! Namárië!

Плач Галадриэли

Ах! Как золото, падают листья под ветpом! Долгие годы бессчетны, как кpылья деpевьев, долгие годы пpоходят, как быстpые глотки сладкого меда в высоких залах на дальнем Западе под синими сводами Ваpды, где звезды подpагивают от песни, котоpую поет ее цаpственный голос. Кто нынче наполнит для меня кубок? Ваpда, Коpолева Звезд с вечно белой гоpы поднимает pуки над миpом, подобные облакам. И тpопы миpа тонут в тени, а туман из сеpой стpаны лег на пенистые волны меж нами, скpыл туман навсегда Калакиpии камни. Ныне для тех, кто скоpбит на Востоке, пpопал Валимаp! Пpощай! Может быть, ты еще найдешь Валимаp. Может быть, именно ты и найдешь Валимаp. Пpощай!

Перевод И. Гриншпуна

A Elbereth Gilthoniel

A Elbereth Gilthoniel,
silivren penna míriel
o menel aglar elenath!
Na-chaered palan-díriel
o galadhremmin ennorath,
Fanuilos, le linnathon
nef aear, sí nef aearon!

A Elbereth Gilthoniel
o menel palan-diriel,
le nallon sí di-nguruthos!
A tiro nin, Fanuilos!

О Варда

[Зарница всенощной зари
За дальними морями,
Надеждой вечною гори
Над нашими горами!]

О Элберет! Гилтониэль!
Надежды свет далекий!
От наших сумрачных земель
Поклон тебе глубокий!

Ту злую мглу превозмогла
На черном небосклоне
И звезды ясные зажгла
В своей ночной короне.

Гилтониэль! О Элберет!
Сиянье в синем храме!
Мы помним твой предвечный свет
За дальними морями!

Перевод А. Кистяковского

Создавая новые языки, Толкин задумался о том, в каком мире на них гово-рили бы. Как писал о нем Льюис, «он побывал внутри языка, и его изобретение не было законченным, пока он не понял, что каждый язык предполагает собственную мифологию» Цитата из некролога, опубликованного в Times 3 сентября 1973 года. Его автором является умерший за 10 лет до этого К. С. Льюис (текст был заранее послан в газету и хранился в редакции). Примеча-тельно, что сам Толкин на просьбу написать некролог Льюису ответил отказом. . Автор «Властелина колец» называл свой текст «эссе по линг-висти-ческой эстетике»:

«[Мой труд] представляет собою единое целое и вдох-новлен в основе своей лингвистикой. В ос--новании его — придумы-вание языков. Скорее „истории“ со-чинялись для того, чтобы создать мир для языков, нежели наоборот. В моем случае сперва возникает имя, а затем уж — история. Я бы вообще предпочел писать на эльфийском» Дж. Р. Р. Письма. М., 2004. .

Остальные языки, которые упоминаются в книгах Толкина, не придуманы полностью, как языки эльфов, но невероятно тщательно продуманы и «переве-дены» автором. Мир Средиземья не европейское Средневековье, а значит, его жители не могут говорить по-английски. Современным английским в трилогии пере-дается вестрон, всеобщее наречие Средиземья, и родственные ему человечес-кие языки Адунайский язык, рохиррик, талиска. . Причем перевод воспроизводит степень родства этих языков: язык рохиррим переведен древнеанглийским, потому что отно-сится к вестрону так же, как древнеанглийский — к современному английско-му; язык Дейла, на котором гномы общаются с другими существами, переведен древне-исландским, потому что относится к вестрону как исландский — к совре-менному англий-скому. И так далее. Мы точно не знаем, как звучит настоящий вестрон, но зна-ем, что «хоббит» на нем будет «кудук», а Фродо Бэггинса на самом деле зовут Маура Лабинги. Не переводятся только неродственные вестрону языки нече-ловеческих народов — эльфов, гномов Кхуздул. , энтов и орков.

Как Толкин придумывал английскую мифологию

Сложность игры, которую Толкин вел с самим собой, конструируя на основе язы-ковой реальности мифологическую, видна в деталях. Как замечает линг-вист Том Шиппи, автор одной из лучших книг о Толкине, хотя язык всадников Рохана В некоторых русских переводах Рохан называют Ристанией или Мустангримом. — одного из народов, населяющих страницы «Властелина колец», — передает-ся древнеанглийским, имена их древних правителей — готские. Таким образом Толкин намекает, что предки всадников говорили на другом языке и жили в другую эпоху, нежели их потомки. Таких намеков множество: язык роханцев передается мерсийским диалектом древнеанглийского, их песни на-по-минают древнеанглийские песни-плачи, эмблема Страны всадников (белая лошадь на зеленом фоне) отсылает к Уффингтонской белой лошади на холмах древней Мерсии, а многочисленные скрытые цитаты из поэмы «Беовульф» Англосаксонская эпическая поэма, действие которой происходит в Ютландии, до пересе-ления англов в Британию. — к англо-саксам. Наконец, самоназвание Рохана — Марка — звучит точно так же, как должно было звучать на местном наречии название Мерсии. Таким обра-зом, всадники Рохана — не вымышленный варварский народ, а уникальная в своем роде реконструкция героического ми-фа об англо-саксах. Такими они были бы, если бы выстояли против Норманд-ского завоевания.

Уффингтонская лошадь. Меловая фигура. Около X века до н. э. Wikimedia Commons

Горячо любя язык и природу Англии, Толкин считал, что англичане обижены отсутствием мифологии, сколько-нибудь сопоставимой с соседними народами: «Меня с самых юных лет огорчала нищета моей лю-би-мой родины, у нее нет соб-ственных преданий (связанных с ее языком и поч-вой), во всяком случае того качества, что я искал и находил (в качестве состав-ляющей части) в легендах дру-гих земель. Есть эпос греческий и кельтский, романский, германский, скан-динавский и финский (последний произвел на меня сильнейшее впечатле-ние); но ровным счетом ничего английского, кроме дешевых изданий народ-ных сказок» Дж. Р. Р. Письма. М., 2004. .

Артуровский миф, которому Толкин отдавал должное (в 1930-е годы он писал наброски поэмы об Артуре, пытаясь связать эти сказа-ния со своей мифологи-ей), был для него недоста-точно английским: возникшие на кельт-ской почве сказания о военачаль-нике, успеш-но боровшемся с предками англичан, извест-ные большей частью во французском пере-сказе, едва ли подходят на роль английского национального мифа.

Как создавался «Сильмариллион»

Обложка первого издания «Сильмариллиона». 1977 год George Allen & Unwin

«Сильмариллион» — ранний, но так и не изданный при жизни писателя сборник сказаний о сотворении мира, пробуждении эльфов и людей и борьбе за див-ные камни Сильмариллы. Сам Толкин не считал свою работу вымыслом и предпочитал говорить о ней в категориях обнаружения скрытого, а не изо-бре-тения чего-то нового. Он начал создавать свою собственную мифологию, увидев в тексте древне-анг-лийской поэмы «Христос», написанной около IX века англосаксонским поэтом Кюневульфом, следующие слова:

éala éarendel engla beorhtast / ofer middangeard monnum sended «Радуйся, эарендел, ярчайший из ангелов, посланный [светить] людям над среди-земьем». .

Слово «эарендел», у Кюневульфа означающее сияющий луч и, по-видимому, относящееся к утренней звезде Венере У других авторов это символ Иоанна Крестителя, предваряющего явление Христа, как Венера предваряет восход Солнца. , поразило Толкина своей красотой. В ранних поэмах, написанных сначала на английском, а потом на эльфий-ском языке, возникает образ Эарендиля, чудесного морехода, чей корабль движется среди звезд и дарит людям надежду. Этот образ стал одним из лири-ческих ядер толкиновской мифологии. Герой, в жилах которого течет кровь эльфов и людей, оказался связующим звеном между народами, населяющими Средиземье, и главными сюжетами толкиновского легенда-риума Это слово, в средневековой латыни обозна-ча-вшее собрание жизнеописаний святых, Толкин использовал для описания свода своих сказаний. — о дивных камнях Сильмариллах, созданных эльфами на заре времен Камни были созданы для сохранения света чудесных Изначальных Древ, которые были погу-блены воплощением зла Мелькором. Но Мелькор похищает Сильмариллы и скры-вается из Вали-но-ра, страны богов, в Среди-земье. Создатели Сильмариллей, поклявшись отомстить любо-му, кто посягнет на их творе-ние, также поки-дают Валинор. Герой Берен, похитивший камень из короны Мелькора, завещает его своим потомкам. Эльвинг, его внучка, чудесным образом переносит камень на ко-рабль к своему мужу, Эарен-дилю. Он про--сит валар помочь эльфам-изгнанникам в бит-ве с Мелькором. Мелькор повержен, два других камня уничтожены из-за жадности их творцов, а третий остается светить на мач-те корабля Эарендиля, причисленного к бо-гам. , о любви человека Берена и эльфийской царевны Лутиэн Ради возлюбленной Берен совершил невоз-можное и добыл Сильмариллы из короны Мелькора. Лутиэн жертвует своим бессмер-тием ради любви к Берену, а он, погибший в борьбе с чудовищами, оказывается един-ственным из людей, вернувшимся из смерти к жизни. История о Берене и Лутиэн отчасти воспроизводит историю любви Толкина и его жены Эдит. На их надгробии он завещал написать: «Эдит Мэри Толкин — Лутиэн» и «Джон Рональд Руэл Толкин — Берен». , о Эарендиле, его жене Эльвинг и их сыне Элронде Дети эльфа и человека, они являются симво-лом союза эльфов и людей. Элронд сыграет важную роль в войне, описываемой во «Вла-сте-лине колец», а его дочь Арвен вступит в третий и последний в истории Средиземья брак со смертным, Арагорном, одним из глав-ных героев книги. .

Как возникли «Хоббит» и «Властелин колец»

Суперобложка первого издания «Хоббита». Иллюстрация Джона Рональда Руэла Толкина. 1937 год Fine Art Images / DIOMEDIA

Как и «Сильмариллион», «Хоббит» и «Властелин колец» возникли благода-ря слову. По свидетель-ству Толкина, однажды, проверяя студенческие сочинения, он случайно написал на попавшемся чистом листе: «В норе под горой жил да был хоб-бит». Слово «хоббит» было Толкину неизвестно, и желание выяс-нить, что оно значит, стало двигателем сюжета.

Толкин даже не считал «Хоббита» представ-ляющим интерес с точки зрения издания. Его убедили в этом Льюис и сын главы издательства Allen & Unwin Райнер Анвин, которому отец дал прочесть рукопись. Книга оказалась крайне успешной, и издатели обратились к Толкину с прось-бой о продолжении. Мир, мельком описанный в «Хоббите», приобретал все более отчетливые черты того мира, который Толкин создавал с юности, а дет-ская сказка с незамысловатым сюжетом оказывалась ключевым эпизодом, предшествующим самой масштаб-ной войне добрых и злых сил в истории Средиземья.

Секрет особой реальности мира «Хоббита» и «Властелина колец» в том, что читатель ясно чувствует: тот кусочек, который ему дают увидеть, — часть го-раздо большего целого, о котором ему рассказывают полунамеком или не рас-сказывают вообще. Как писал Льюис в рецензии на первое издание «Хоббита», «профессор Толкин, очевидно, знает о своих созданиях намного больше, чем необходимо для этой сказки».

Спрятана ли во «Властелине колец» европейская история

В описываемом на страницах «Властелина колец» эпическом столкновении свободных народов Средиземья с силами тьмы часто видят аллегорию Второй мировой, а то и холодной войны — ведь тьма у Толкина надвигается с востока, а не с запада, как в классических мифах. Сам Толкин настойчиво отвергал по-добные толкования. «Моя история не заключает в себе символизма или созна-тельной аллегории, — пишет он одному из своих корреспондентов. — Ал-лего-рии типа „пять магов = пять чувств“ моему образу мыслей абсолютно чу-жды. Магов было пять, и это просто-напросто специфическая составляющая исто-рии. Спрашивать, правда ли, что орки „на самом деле“ коммунисты, по мне, не более разумно, чем спрашивать, являются ли коммунисты орками» Дж. Р. Р. Толкин. Письма. М., 2004. . Известен анекдот о том, что во время одной из лекций в Оксфорде Толкина в оче-редной раз спросили, не подразумевал ли он под «тьмой с востока» СССР. Профессор ответил: «Нет, что вы, при чем здесь коммунисты. Конечно же, я имел в виду Кембридж» Соперничество между двумя главными английскими университетами — тради-ционная тема шуток. .

Битва на Каталаунских полях 15 июля 451 года. Миниатюра из манускрипта «Зеркало истории». Нидерланды, около 1325-1335 годов KB KA 20, fol. 146 / Koninklijke Bibliotheek / Wikimedia Commons

Если же искать в тексте исторические аллюзии, то война за кольцо напоминает другую великую войну, сохранившуюся в европейской культурной памяти, а именно противостояние Западной Римской империи гуннам в V веке. Битва на Пеленнорских полях 15 марта 3019 года Третьей эпохи во многом напоми-нает битву на Каталаунских полях 15 июля 451 года, объединившую римлян и вестготов под предводительством Аэция и вестготского короля Тео-дориха, против гуннов и остготов под предводительством Аттилы. «Послед-ний из рим-лян» Аэций, многие годы проведший среди варваров, напоминает Арагорна, «последнего из нуменорцев», проведшего многие годы в скитаниях, а гибель престарелого короля вестготов Теодориха, упавшего с коня, — гибель придав-ленного конем престарелого конунга Верховный правитель. роханцев Теодена.

Откуда взялись дракон, кольцо и другие важные детали

Главные сюжеты и второстепенные детали мира, придуманного Толкином, взяты из германо-скандинавских и англосак-сонских сказаний. Сюжет о похи-щении чаши, пробудившем от долгой спячки дракона, взят из второй части «Беовульфа» и оказывается основным не только в «Хоббите», но и во «Вла-стелине колец» — только в роли похитителя, жадность которого оборачивается огромной войной, у Толкина оказывается сначала Голлум, нашедший и при-своивший себе кольцо, а затем Бильбо, также завладевший им не вполне чест-ным образом.

Сюжет о сокровище, навлекающем на владельца проклятье, от которого можно избавиться, лишь навсегда уничтожив, характерен для многих образцов древ-негерманского эпоса. И «Сага о Вёльсунгах», и «Старшая», и «Младшая Эдда» рас-сказывают о том, как Локи, путешествовавший вместе с Одином и Хёниром, убил камнем выдру, поймавшую рыбу и поедавшую ее, вытащив на берег. Ока-залось, облик выдры принял один из трех сыновей волшебника Хрейдмара. Хрейдмар с сыновьями, одного из которых звали Фафниром, связал богов, потребовав в обмен на свободу выкуп. Локи, поймав в воде карлика Андвари, отнял у него его золото, а вместе с золотом — волшебное кольцо, способное умножать богатство. Рассержен-ный Андвари наложил на кольцо проклятье, согласно которому оно будет губить всех своих владельцев. Хрейдмар с сы-новьями получают золото, но ночью Фафнир убивает отца и, превратившись в дракона, остается стеречь проклятое сокровище.

Зигфрид убивает дракона Фафнира. Иллюстрация Артура Рэкхема. 1901 год Wikimedia Commons

Разговор Бильбо с драконом Смаугом напоминает разговор Зигфрида (или Си-гурда), главного героя-змееборца северных мифов, с принявшим облик дракона Фафниром: герой отказывается назвать свое имя и говорит с чудо-вищем загад-ками. И даже убийство Смауга благодаря подсказке о незащи-щенном брюхе похоже на то, как Зигфрид расправляется с Фафниром.

Мотив уничтожения проклятого сокровища можно найти в финале поэмы «Беовульф», где клад поверженного дракона хоронят в кургане вместе с Бео-вульфом, или в «Песни о нибелунгах», где проклятое золото нибе-лунгов навсегда погребается на дне Рейна.

Из «Прорицания вёльвы», одной из самых известных песен «Старшей Эдды», взяты имена гномов в «Хоббите» и Гэндальфа. Оттуда же заимствованы многие топонимы, например Мирквуд или Туманные горы.

История меча Нарсила, обломком которого Исильдур поражает Саурона в последней битве Второй эпохи, после чего меч перековывают и вручают Арагорну, напоминает историю Грама, меча Зигфрида-Сигурда. Кроме того, обломком меча герой поражает дракона в финале «Беовульфа».

Наконец, кольцо — важный атрибут и символ власти именно скандинавской и германской мифологии. В «Беовульфе» один из эпитетов правителя — «коль-цедаритель», ведь пожалование вассалу кольца означало дарование власти над той или иной территорией. То, что магическим средо-точием власти у Толкина оказываются именно кольца, также свидетель-ствует о влиянии на автора гер-манской эпической традиции.

Как тексты о Средиземье связаны с религией

Толкин был глубоко религиозным человеком, и творчество, так же как и мифо-творчество, было для него соучастием в божественном акте творения мира. При этом Средиземье поражает отсутствием упоминаний о Боге и любых проявлений религии. Толкин нарочито меняет местами традиционную ори-ента-цию добра и зла по сторонам света, располагая Валинор, страну богов и бессмерт-ных, на западе, а твердыню злых сил Мордор — на востоке.

Но в этом нет противоречия. «Властелин колец», по замыслу Толкина, сочи-нение безусловно религиозное и даже католическое, но оно таково не потому, что герои знают катехизис и правильно совершают обряды, а потому, что богопочитание и христианская этика вплетены в его дух, сюжет и символику.

Зло лишено творческого потенциала и способно лишь извращать добро. Мелькор, злой дух-антагонист «Сильмариллиона», извратил изначальную мелодию творения, спровоцировав отпадение от творца первых ангелов, а потом создал орков, извратив природу эльфов. Никто в Средиземье не добр или зол по природе: важнейшая сцена всей трило-гии — умиление Голлума, одного из самых безнадежных злодеев книги, при ви-де спящего Фродо, грубо и жестоко прерываемое Сэмом, одним из самых добрых героев. Главный этический посыл трилогии в том, что самые могу-щественные твердыни зла побеждаются не силой и величием добродетели, а смирением и жертвенной любовью, глубоко христианский по своей сути. Бог присутствует в Средиземье незримо, но неотступно в виде Провидения, помощниками или невольными орудиями которого оказываются все герои. Особенно это видно в сцене на Ро-ковой горе, когда оказывается, что без Гол-лума кольцо было бы невозможно уничтожить Откусанный Голлумом палец Фродо — аллюзия на евангелие: «Если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну» (Мф. 5:30) .

Кто такие эльфы

Из всех существ, населяющих толкиновский легендариум, только эльфы и хоббиты — оригинальное изобретение Толкина Хоббиты — полностью выдуманный Толкином народец, не имеющий параллелей в мифоло-гии или фольклоре. Эльфы германской мифо-логии и английского фольклора, призрачный волшебный народец, родственный фейри, не имеют почти ничего общего с народом бессмертных художников и музыкантов у Толкина. Гномы, гоблины, тролли — привыч-ные персонажи германской мифологии. Энты родом из валлийских преданий о битве де-ревьев. Орки, хотя это слово и упоминается в англосаксонских текстах, в качестве антро-поморфных существ изобретены Толкином, но не описаны так подробно, как эльфы и хоббиты. . Именно они вывели из равновесия его воображение и стали толчком к созданию двух главных произведений — «Сильмариллиона» и «Властелина колец».

Сам Толкин считал главной особенностью «Сильмариллиона» отсутствие в нем антропоцентризма. Эти сказания написаны с точки зрения эльфов. Решитель-ность, с которой Толкин переосмысляет эльфов германо-скандинавской тра-ди-ции и ставит их в центр своего мироздания, говорит о том, что этот образ был для него очень важен. Эти бессмертные существа стали, по Толкину, первым творением Бога. В эльфах Толкин выразил два глу-боко волновавших его мотива — любовь к творчеству и любовь к природе В Оксфорде до сих пор известны несколько «любимых деревьев» писателя. .

Джон Рональд Руэлл Толкин. Оксфорд, 1970-е годы Topfoto / Fotodom

В отличие от людей, цель существования которых, согласно Толкину и кате-хизису, лежит за пределами материального мира, эльфы существуют, пока существует этот мир, и, даже будучи убиты, могут возвращаться к жизни. Они — дух этого мира, их главный дар и главное их искушение, как явствует из истории Сильмариллей, — творчество, в котором они не знают себе равных и способны соперничать с богами.

Бессмертие эльфов у Толкина не беззаботная вечность античных богов. Оно проникнуто очень характерным для писателя пессимизмом: это попытка описать человеческую смертность от противного. Смертная природа людей Средиземья — не обречен-ность, а дар, делающий их «свободными от кругов мира», позволяющий быть причастными к замыслу Творца о будущем, которое наступит после конца мира физического. Для эльфов этот дар людей — источ-ник печали и предмет зависти Как люди рассказывают друг другу сказки, героям которых удается сбежать от смерти, так эльфы рассказывают друг другу сказки, героям которых удается сбежать от бессмер-тия. Такой сказкой о бегстве оказываются, в частности, уже упоминав-шиеся истории эльфийских принцесс Лутиэн и Арвен. .

В толкиновских повествованиях об эльфах очень заметен мотив усталости от жизни, светлой и мудрой печали. Этой печалью полны лучшие образцы эльфийской поэзии; ею проникнуты последние страницы «Властелина колец», посвященные проводам героев на запад, в пределы бессмертных. Возможно, своеоб-разие толкиновской мифологии заключается как раз в трактовке бессмертия. В отличие от классичес-ких мифов, возникших в начале челове-ческой истории, это опыт человека XX века, знающего, что история может быть не только увле-кательным сказанием, но и тяжелым бременем.

Как Толкина переводили на русский

Толкиновские книги трудно передать на другом языке. Но сам писатель радовался новым переводам (а вот экранизации воспринимал в штыки) и по мере сил помогал переводчикам, объясняя непрозрачные этимологии имен и названий. История переводов Толкина на русский язык началась довольно поздно, но сложилась вполне счастливо. Первым переводом стал «Хоббит» Наталии Рахмановой, вышедший в 1976 году. Прообразом хоббита для иллюстра-тора первого русского издания Михаила Беломлин-ского стал актер Евгений Леонов. Позднее Леонов радовался такому выбору и даже прочел отрывок из книги на камеру . Этот перевод до сих пор считается одним из наи-более лите-ратурных, хотя их вышло больше десятка.

Переводы и пересказы «Властелина колец» существовали с 1960-х годов в сам-издате, а первое официальное издание в переводе Владимира Муравьева и Анд-рея Кистяковского вышло только в 1989 году Сокращенное издание вышло в 1982 году. . С тех пор был опубликован еще десяток переводов, и споры о том, какой из них лучше, не утихают по сей день. Главный предмет дискуссий — перевод имен и названий. Поскольку у Толкина они всегда предполагают языковую игру, переводчикам трудно от нее удер-жаться: Фродо Бэггинс становится Торбинсом или Сумниксом, Ривенделл — Раздолом, а Рохан — Ристанией.

«Хоббит». Иллюстрации Михаила Беломлинского, перевод Наталии Рахмановой. 1976 год Издательство «Детская литература»

Трудно сказать, насколько Толкину удалось создать «мифологию для Англии». «Сильмариллион» и другие сказания его легендариума едва ли воспринимают-ся как нечто исключительно англосаксонское Известно, что рецензент, которому изда-тельство Allen & Unwin в 1937 году показало некоторые материалы из «Силь-мариллиона», увидел в них «что-то от той безумной, ярко-глазой красоты, которая так смущает англо-саксов, когда они сталки-ваются с кельтским искусством». . Так или иначе, эти сказания стали со временем едва ли не популярнее породившей их германо-скандинав-ской мифологии. Будучи, как и «Алиса в стране чудес», созданными на специ-фически английском материале, они стали достоянием мировой культуры — не мифологией для Англии, а мифологией для всего мира.

Чи-тай-те так-же ма-тери-алы Ни-колая Эп-пле о том, и .

Источники

Карпентер Х. Джон Р. Р. Толкин. Биография.
Толкин Дж. Р. Р. Письма.
Шиппи Т. А. Дорога в Средьземелье.
The Complete History of Middle-Earth. Books I–XII . Ed. by Christopher Tolkien.
Автор «Властелина колец» Джон Толкин – талантливый писатель, ставший прародителем нового жанра в мире литературы и оказавший влияние на писателей последующих лет. Неудивительно, что на придуманных Джоном архетипах строится современное фэнтези. Мастеру пера подражали , Кристофер Паолини, Терри Брукс и другие авторы произведений.
Детство и юность
Мало кто знает, что на самом деле Джон Рональд Руэл Толкин родился 3 января 1892 года, в африканском городке Блумфонтейн, который до 1902 года являлся столицей Оранжевой республики. Его отец Артур Толкин, управляющий банком, вместе со своей беременной супругой Мейбл Саффилд перебрался в это солнечное местечко из-за повышения на службе, а 17 февраля 1894 у влюбленных родился второй сын - Хилари.

Известно, что национальность Толкина определяют немецкие крови - дальние родственники писателя были выходцами из Нижней Саксонии, а фамилия Джона, по утверждению самого писателя, происходит от слова «tollkühn», которое переводится как «безрассудно храбрый». Согласно сохранившейся информации, большинство предков Джона были ремесленниками, тогда как прапрадед писателя пребывал на должности хозяина книжного магазина, а его сын продавал ткани и чулки.
Детство Толкина было небогатым на события, но литератор часто вспоминал случай, который произошел с ним в раннем детстве. Однажды прогуливаясь в саду под палящим солнцем, мальчик наступил на тарантула, а тот незамедлительно укусил маленького Джона. Ребенок в панике метался по улице, пока его не поймала няня и не высосала яд из раны.

Джон говаривал, что то событие не оставило жутких воспоминаний о восьмилапых существах и им не овладела арахнофобия. Но, тем не менее, жуткие пауки нередко встречаются в его многочисленных произведениях и представляют опасность для сказочных существ.
Когда Джону исполнилось 4 года, он вместе с Мейбл и младшим братом уехал навестить родственников в Англии. Но пока мать и сыновья любовались британскими пейзажами, в Блумфонтейне случилось несчастье: главный кормилец в семье умер от ревматической лихорадки, оставив супругу и детей без средств к существованию.

Джон Толкин с младшим братом Хилари
Получилось так, что вдова вместе с мальчиками поселилась в Сэйрхоуле, на родине своих предков. Но родители Мейбл встретили ее негостеприимно, потому что в свое время бабушка и дедушка Толкина не одобряли брак дочери и английского банкира.
Родительница Джона и Хилари, еле сводившая концы с концами, делала все, что было в ее силах. Женщина приняла смелое и эксцентричное решение для того времени - перешла в католичество, что было вопиющим поступком для Англии тех времен, не принимающей такую ветвь христианства. Это позволило родственникам-баптистам раз и навсегда отречься от Мейбл.

Саффилд крутилась словно белка в колесе. Она сама обучала детей грамоте, и Джон слыл прилежным учеником: к четырем годам мальчик научился читать и проглатывал один за другим произведения классиков. Фаворитами Толкина были и Джордж Макдональд, а произведения братьев Гримм и будущему писателю пришлись не по душе.
В 1904 году Мейбл умерла от диабета, и мальчики остались на попечении ее духовного наставника Френсиса Моргана, который служил священником бирмингемской церкви и увлекался филологией. В свободное время Толкин с удовольствием рисовал пейзажи, изучал ботанику и древние языки - валлийский, древненорвежский, финский и готский, тем самым проявляя лингвистический талант. Когда Джону исполнилось 8 лет, мальчик поступил в школу короля Эдварда.

В 1911 году талантливый юноша организовал с товарищами Робом, Джеффри и Кристофером секретный «Чайный клуб» и «барровианское общество». Дело в том, что ребята любили чай, нелегально продававшийся в школе и библиотеке. Осенью того же года Джон продолжил учебу, его выбор пал на престижный Оксфордский университет, куда одаренный парень поступил без особого труда.
Литература
Случилось так, что после окончания университета Джон отправился на службу в армию: в 1914 году парень изъявил желание стать участником Первой мировой войны. Молодой человек участвовал в кровопролитных сражениях и даже пережил битву на Сомме, в которой потерял двоих товарищей, из-за чего ненависть к военным действиям преследовала Толкина всю оставшуюся жизнь.

С фронта Джон вернулся инвалидом и стал зарабатывать преподавательской деятельностью, далее взобрался по карьерной лестнице, и в 30-летнем возрасте получил должность профессора англо-саксонского языка и литературы. Безусловно, Джон Толкин был талантливым филологом. Уже позже он сказал, что придумал сказочные миры лишь для того, чтобы выдуманный язык, соответствующий его личной эстетике, казался естественным.
В то же время человек, слывший лучшим языковедом в Оксфордском университете, взялся за чернильницу с пером и придумал собственный мир, начало которому было положено еще на школьной скамье. Таким образом, литератор создал сборник мифов и легенд, названный «Средиземьем», но позже ставший «Сильмариллионом» (цикл выпущен сыном писателя в 1977 году).

Далее, 21 сентября 1937 года Толкин порадовал поклонников фэнтези книгой «Хоббит, или Туда и обратно». Примечательно, что это произведение Джон придумал для своих маленьких детей, чтобы в семейном кругу рассказывать отпрыскам об отважных приключениях Бильбо Бэггинса и мудрого волшебника Гэндальфа, владельца одного из колец власти. Но эта сказка случайно попала в печать и завоевала бешеную популярность среди читателей всех возрастов.
В 1945 году Толкин представил на суд общественности рассказ «Лист кисти Ниггля», пропитанный религиозными аллегориями, а в 1949-м вышла юмористическая сказка «Фермер Джайлс из Хэма». Через шесть лет Толкин начинает трудиться над романом-эпопеей «Властелин колец», являющимся продолжением сказок о приключениях храброго хоббита и могущественного волшебника в чудесном мире Средиземья.

Рукопись Джона получилась объемной, поэтому в издательстве было принято разделить книгу на три части - «Братство Кольца» (1954), «Две крепости» (1954) и «Возвращение короля» (1955). Книга стала настолько известной, что в США начался Толкиновский «бум», жители Америки сметали книжные произведения Джона с магазинных полок.
В 1960-х годах на родине джаза начался культ Толкина, принесший Джону признание и славу, даже поговаривали, что пора бы мэтру вручить Нобелевскую премию по литературе. Однако, к сожалению, эта награда обошла Толкина стороной.

Затем Джон сочинил цикл стихов «Приключения Тома Бомбадила и другие стихи из Алой книги» (1962), произведение «Дорога вдаль и вдаль идет» (1967) и рассказ «Кузнец из Большого Вуттона» (1967).
Остальные рукописи, например «Сказки волшебной страны» (1997), «Дети Хурина» (2007), «Легенда о Сигурде и Гудрун» (2009) были изданы посмертно, сыном Джона – Кристофером, который впоследствии тоже стал писателем, создавшим «Историю Средиземья», где проанализировал неопубликованные произведения отца (в цикл входят тома «Книга утраченных сказаний», «Устроение Средиземья», «Кольцо Моргота» и другие).
Мир Средиземья
Стоит отметить, что в произведениях Толкина присутствуют библейские сюжеты, а сами книги – это реальный мир, пропущенный через призму литературных иносказаний, например, прослеживается параллель между Фродо и , которую видно невооруженным глазом.

Поговаривают, что Джон с раннего возраста видел сны о Всемирном потопе, интересовался историей Атлантиды, книгами и эпическими поэмами, в том числе пытался перевести рассказ о Беовульфе. Поэтому создание Средиземья – не случайность, вызванная творческим вдохновением, а истинная закономерность.
Срединный мир (так называет часть выдуманной вселенной Толкина его сын) – это то, чему Джон Руэл посвятил всю жизнь. Средиземье представляет собой место действия некоторых произведений писателя, там развиваются события из «Хоббита», трилогии «Властелин колец» и отчасти - «Сильмариллиона» и «Неоконченных сказаний».

Примечательно, что мир, окунающий каждого читателя в волшебные приключения и противостояние добра и зла, продуман до мельчайших подробностей. Джон не только скрупулезно описал территорию и населяющие ее расы, но и нарисовал несколько карт, которые охватывают часть выдуманного пространства (не все дошли до публикации).
Также он придумал хронологию событий до Солнечных лет, которые начинаются от Велианской эпохи и заканчиваются последней битвой, завершающей историю Арды – Дагор Дагорат. В самих книгах писатель называет Средиземьем составляющую Арды, находящуюся на востоке и представляющую собой место обитания смертных.

Действительно, Джон не раз говаривал, что континент находился на нашей планете. Правда, он существовал в далеком прошлом и был кратким эпизодом в истории Земли. Впрочем, автор отзывался о Средиземье как о вторичной реальности и другом уровне воображения.
Местность разделена Мглистыми горами, на севере - залив Форохел, окруженный голубыми горами, а на юге находится цитадель корсаров. Также Средиземье включает в себя государство Гондор, область Мордор, страну Харад и т.д.

Выдуманный Толкиным континент населяют как люди, так и зоркие эльфы, трудолюбивые гномы, хитрые хоббиты, гигантские энты и другие сказочные существа, говорящие на созданных писателем языках квенья, синдарин и кхуздул.
Что касается флоры и фауны, то придуманный мир населен обычными животными, персонажи книг зачастую разъезжают на лошадях и пони. А из растений в Средиземье произрастают пшеница, табак, рожь, корнеплоды, а также культивируется виноград.
Личная жизнь
Мейбл передала сыну любовь к Богу, поэтому Джон Толкин всю жизнь оставался набожным католиком, знающим все церковные обряды. Что касается политики, то здесь писатель был традиционалистом и порой выступал за распад Великобритании, а также недолюбливал индустриализацию, отдавая предпочтение простой, размеренной сельской жизни.

Из биографии Джона известно, что он был примерным семьянином. В 1908 году автор фэнтези познакомился с Эдит Бретт, которая на тот момент осталась сиротой и жила в пансионе. Влюбленные часто сидели в кафе, смотрели с балкона на тротуар и забавлялись киданием кусочков сахара в прохожих.
Но священнику Фрэнсису Моргану не нравились отношения Джона и Эдит: опекун считал, что подобное времяпрепровождение мешает учебе, да и к тому же девушка исповедовала иную религию (Бретт была протестанткой, но ради замужества приняла католицизм). Морган поставил условие Джону - рассчитывать на благословление он сможет только тогда, когда ему исполнится 21 год.

Эдит думала, что Толкин забыл ее, и даже успела принять предложение руки и сердца от другого ухажера, но как только Джон стал совершеннолетним, он не замедлил написать Бретт письмо, в котором признался в своих чувствах.
Таким образом, 22 марта 1916 года у молодых людей состоялась свадьба в Уорике. В счастливом браке, который продолжался 56 лет, родилось четверо детей: Джон, Майкл, Кристофер и дочь Присцилл.
Смерть
Эдит Толкин умерла на 82-м году жизни, а Джон пережил супругу на год и восемь месяцев. Великий писатель скончался 2 сентября 1973 года от кровоточащей язвы. Писатель был похоронен в одной могиле вместе с Эдит, на Вулверкотском кладбище.

Стоит сказать, что Джон оказал колоссальное влияние на культуру последующих лет. По мотивам рукописей Джона были придуманы настольные и компьютерные игры, пьесы, музыкальные композиции, анимационные и художественные фильмы. Наиболее популярна кинотрилогия 1945 – «Лист кисти Ниггля»
1945 – «Баллада об Аотру и Итрун»
1949 – «Фермер Джайлс из Хэма»
1953 – «Возвращение Беорхтнота, сына Беорхтхельма»
1954–1955 – «Властелин колец»
1962 – «Приключения Тома Бомбадила и другие стихи из Алой книги»
1967 – «Дорога вдаль и вдаль идёт»
1967 – «Кузнец из Большого Вуттона»